Летом скакали дети на непоседланных конях в табун, отводили отцовских ко-ней и ночью сидели…

Летом скакали дети на непоседланных конях в табун, отводили отцовских ко-ней и ночью сидели у костра, стерегли коней от волка и от лихого человека. С пятнадцати лет мальчик становился уже казаком и принимал участие во всех казачьих военных играх – маневрах, в ту пору называвшихся «шермициями».
Бывали те игры обычно на масляной неделе, когда морозы станут помягче, дни станут длиннее, а о походах и поисках еще рано думать: – реки покрыты льдом.
К городку к этому времени съезжались на конях казаки из окрестных станиц – каждая станица приезжала со своим знаменем. Начинались военные игры с упражнений в джигитовке и рубке. Стреляли в глиняные бутылки, поставленные в поле из луков и рушниц. Потом происходили любимые в ту пору кулачные бои, где станица шла на станицу стеною, где начинали бой мальчишки, а потом разыгрывались и взрослые, силачи зазывали силачей, и вот пошла стена на стену, поощряемая криками зрителей, и началась драка, часто доходившая до смертоубийства. Тут была жестокая сеча, но она приучала казака к бесстрашию и в настоящем рукопашном бою.
В четверг на масляной станичные атаманы собирали «сбор» и объявлялся приказ: «На гуляньи быть без бесчинств».
Станицы разбивались на несколько «ватаг». Каждая ватага выбирала своего ватажного атамана, двух судей и писаря. Ватаги ездили по станице верхом или ходили пешком и возили знамена. При встрече одной ватаги с другой они салютовали, потом разъезжались и кидались одна на другую в примерный бой в дротики.
Тем временем в степи за станицей строилась крепость из снега с Кремлем, и на ней водружалось знамя. Одна часть молодежи станичной занимала гарнизон этой крепости – другая должна была атаковать крепость и сорвать с кремля знамя. Атаковали на конях большею частью без седел. В ряды молодежи порою становились и старые казаки – для примера.
Вся станица собиралась на степи и пестрою толпою располагалась во-круг крепости. Все принарядились, все празднично настроены, все немного под влиянием винных паров. И крепкого меда и пива и полпива и пенного арьяна выпили немало. Защитники и атакующие возбуждены и готовы на смертный бой. Раздался сигнал, двинулась стройная казачья лава в атаку. Свищут плети, посылая коней, и вот уже скачут через ров, карабкаются по скользкому скату крепостной ограды. В толпе не выдерживают, кричат, поощряют своих, соболезнуют упавшим.
– Ой, батюшки светы родимые, глянь, да что это, никак наш Пашка Кривянсков упал с коня!.. Ить это его конь бежит.
– Расшибся никак.
– Ничего. Вскочил. На ногах стоит. Бежит!.. Доспевает!..
– Он и пеший в раз потрафит
– Так его!.. Так его!.. Дай ему раза!.. Да покрепче.
– Не по ладному бьет. Штрахвовать надоть таких. Это ему не татарин.
– Егорка на пегом у самого знами свалился.
– Тоже ить не пущают. Не отдают свого дурно.
– Котору атаку отбили, а все идут.
– К чему судьи присудят.
– Не взяли крепости.
– Вот те на!.. Не взяли! Как же оно то будет?..
– Ить казачья крепость-то оказалась, как ее возьмешь?..
Кончился бой. Идет сговор между старыми казаками «с носа по алтыну» – в кабак водку пить.
Жены недовольны. В открытые окна кабака гремит по всей станице слышная песня казачья. Услышит в той песне казачка голос мужа, накинет платок и спешит выручать мужа из пьяной гульбы. И, если выручит – плати штраф – выставляй честной компании водку на два алтына.
В воскресенье, на масляной – отбой. На станичном майдане в круг поставлены столы и скамьи, навалена закуска – баранина, тарань, осетровые ба-лыки, икра, соленые арбузы, хлебы, чего только нет! Стоят жбаны и сулеи с вином и пивом, с медами и винами заморскими, из набегов привезенными. Ватаги собираются к столам со своими атаманами и знаменами. Женщины и дети стоят поодаль: – не место женщине на казачьей беседе.
Собрались, устроились за столами. Станичный атаман встает и снимает шапку. Встают все казаки и обнажают головы. Седые, лысые, черноволосые головы с примасленными волосами блестят на зимнем низком солнце.
Разобрали чары. Примолк круг станичный. Атаман возглашает:
– Про здравие Царя и Великого Князя Московского!
Молча пьют. Хотя и теснит порою Москва, и обижает вольных людей, называет их «татями» – не помнят той обиды казаки, знают, за кого по степи стоят, где государское дело вершат.
– Про здравие Войскового Атамана!..
– В час добрый!..
Выше поднимает чару атаман.
– Про здравие всего Великого Войска Донского!.. Радостно зашумел круг.
– Про здравие честной станицы!.. Садись, атаманы молодцы.
Ушло за снежную степь зимнее солнце. Близок конец «прощеного» дня. Темнеет на площади. Глуше пьяное бормотание толпы. Негромко и будто печально ударил у станичной часовни колокол: – зовет к покаянию.
Все встают, поворачиваются лицом к востоку, где в синеющей ночной дымке таинственным фонарем загорается вечерняя звезда. Все крестятся и по одному один за другим подходят к атаману, друг к другу, протягивают руки, целуются.
– Прости, атаман, Христа ради, в чем согрешил.
– Бог простит.
– Прости, дед Алпатыч.
– Прости, брат Корней.
Попрощались, притихли. Хмель вылетел из буйных голов. Раздается команда:
– Знамена к относу!..
Хрустят по снегу сапоги. В темноту станичных проулков между заиндевелых плетней казачьих базов уходят знамена.
Так шуткой-игрою, так полным повиновением даже и в самых играх, старые казаки готовили из себя тот рыцарский бесстрашный народ, готовый для боя, жаждущий славы казачьей, не страшащийся смерти, глубоко верующий в Бога, знающий свое великое назначение, готовый за себя постоять.
Сегодня – игра. Завтра набег, поиск, далекий поход и новые страны, от-куда, может быть, никто не вернется.
П.Н.Краснов “Исторические очерки Дона”.