Как это было… Серия газетных очерков "Наброски из казачьей жизни". Часть…

Как это было…
Серия газетных очерков “Наброски из казачьей жизни”.
Часть первая.
—————————
“В час ночи приказный местной команды расставил молодых казаков часовыми около казённых зданий, расположенных за городом. Казак Андрей Черноглазов был поставлен у двери огромного кирпичного сарая, находящегося на отшибе от других построек. В этом сарае была свалена разного рода военная рухлядь – она сохранялась потому, что в узаконенном порядке не была ещё исключена из инвентаря и не продана за бесценок с аукциона (ветошь эта не стоила ни гроша, но так как она составляла “достояние казны”, то и должна была быть оберегаема ″казённым″ человеком). Проводя глазами быстро скрывшегося в темноте непосредственного начальника, Черноглазов сам себе скомандовал ″вольно″, вложил шашку в ножны и, чтобы не забыть пароль, начал шептать: ″Тифлис, Тифлис”. Была тёплая июльская ночь, казак вздохнул полной грудью, вынул из ножен шашку, тихо прошёлся около стены сарая и опять стал на своём месте. Из города доносился какой – то неопределённый шум, порой выделялись заунывный лай собак и фальшивые аккорды музыки из городского сада. Черноглазов поворотил голову и стал всматриваться в темноту, которая скрывала от него широкую степь: оттуда неслись иные звуки, они напоминали казаку родные поля, родной хутор, семью, и у него защемило сердце. Жена недавно прислала письмо, в котором извещала, что кое – как прожила с детьми зиму и что теперь Господь посылает добрым людям урожай. ″Кто там убирать будет хлеб?″ – подумал Черноглазов и невольно расправил свои могучие руки, которые вследствие бездействия успели уже отвыкнуть от тяжёлой полевой работы. – И для чего такая служба? – продолжил рассуждать Черноглазов – Кому придёт охота лезть в этот сарай? Ещё подростком он много раз слышал рассказы стариков – хуторян о военной казачьей службе, а потому иначе представлял себе её: он мечтал служить на ″добром коне вороном″, носиться вихрем в пылу сражений, мечтал о военных подвигах и щедрых царских наградах. И что же? Вместо всего этого пришлось стоять вооружённым с ног до головы у пустого сарая и караулить никому ненужный хлам, а между тем, как много бы он теперь сделал для своей семьи, которая из сил выбивается, чтобы вовремя убрать сено и хлеб… После удушливого казарменного воздуха здоровое тело казака испытывало теперь приятную истому, и ему захотелось спать, но спать нельзя: может нагрянуть начальство и тогда беда! Он зевнул и стал всматриваться в одну звезду, которая мелькала более других и, казалось, отливала нежно – голубым цветом. Как она была хороша! ″Господи! Да что же это такое? – подумал он про себя, – ведь это поля, засеянные хлебом! Вот пожить бы в такой стране!″. Всматриваясь всё более и более, Черноглазов, к удивлению своему, ясно различил знакомые места своей родины: вон чёрная балка, вся поросшая густым кустарником, вон речка, на которой расположен его родной хутор; а вот и сам хутор! Как же он изменился за эти 2 года – его и узнать нельзя: убогие хатки превратились в большие деревянные дома, крытые тёсом, между постройками красовались густые фруктовые сады, на пустынной прежде площади воздвиглась красивая деревянная церковь с ярко блиставшим крестом, против церкви выросло огромное здание с большой вывеской с золотыми словами ″приходское училище, библиотека и народная бесплатная читальня″. Не во сне ли всё это вижу я? – подумал Черноглазов, – что же мне жена ничего не писала об этом?
– Здравствуй, Андрей Степаныч!
Черноглазов обернулся и увидел своего соседа и кума – казака Ивана Шмелёва.
– Доброе здоровье, Иван Трифонович! – радостно отвечал Черноглазов. – Диву даюсь, Иван Трифонович! Когда это хутор наш так изменился? Я ведь ничего не слыхал об этом.
– Как же? У нас теперь совсем иначе стало. Ты помнишь, что мы было уже извелись: некоторые наши хуторяне стали Христовым именем побираться. А теперь, слава Богу, хорошо зажили. Генерал то, что приезжал к нам из Петербурга, – дай, Господи, ему здоровья! – выручил нас: обследовал нашу казачью жизнь и увидел, что мы скоро на нет произойдём, вот и доложил Государю – Императору, что казакам надо помочь, потому что они много крови пролили за Отечество, если же им теперь этого не сделать, то все казаки с сумками по миру пойдут, а земля их превратится в пустыню. Государь аж прослезился, когда прочитал это донесение генерала: ″Что же мне ничего не говорили до сих пор о бедствиях казаков!?” – сказал Государь и прислал на Дон такую резолюцию: отныне давать казакам для полевой службы казённых лошадей, для всех казачьих сыновей, которые обучались в школах различным наукам и мастерству сократить срок службы, а в иных случаях, по просьбе общества, и совсем их освобождать от воинской повинности, открыть по станицам и хуторам школы и поручить заведывание ими опытным и знающим своё дело учителям, увеличить казакам паевые наделы, установить больший порядок на станичных сборах, сократить число кабаков.
– А сколько же теперь десятин полагается на казака? – перебил кума Черноглазов.
– 21 десятина! – ответил Шмелёв.
– 21 десятина, 21 десятина… – звучало в ушах Черноглазова. Вдруг он почувствовал толчок в бок и… очнулся.
– Экая скотина! Это ты так на часах стоишь?
Черноглазов вскочил на ноги, поднял ружьё и вытянулся в струнку перед своим грозным начальником.
– Налево кругом, марш! – скомандовал приказный, и Черноглазов вместе с двумя казаками, сменившимися с часов, равномерно зашагал в город по направлению к казармам. На востоке уже загоралась заря и звёзды на небе одна за другой начали гаснуть…”
(Газета ″Приазовский край″, № 189 от 19 июля 1898 года).

Как это было… Серия газетных очерков “Наброски из казачьей жизни”. Часть…