Чтобы помнили… В январе 1930-го вышло Постановление "О ликвидации…

Чтобы помнили…
В январе 1930-го вышло Постановление “О ликвидации кулачества как класса в пределах Северо – Кавказского края”: казаков выгоняли из куреней зимой, без продуктов и одежды, обрекая на гибель по дороге в места ссылок. Власть готовилась к восстанию в казачьих областях, более того, провоцировала его – массовое выступление позволило бы вновь открыто истреблять казачество. Но восставать было уже некому – ни оружия, ни вождей… Хотя были и примеры сопротивления (массовые волнения в феврале 1930-го в станице Константиновская), а для подавления их на Кубани использовалась даже авиация (небольшие группы казаков продолжали борьбу вплоть до прихода немцев в 1942-м). В целом по Северо – Кавказскому краю коллективизация завершилась “без эксцессов” – “кулаки и прочий антисоветский элемент” были арестованы и высланы (к 1 марта 1930-го был “изъят” 26 261 человек, в большинстве своём казаки)…
—————————–
Объявленный в конце 1930-го “новый подъём колхозного движения” закончился повсеместными выходами из колхозов и требованиями возврата имущества – чрезвычайные меры в заготовительной политике и бескормица привели к значительному падежу скота, на Кубани наблюдался невиданно низкий урожай зерновых – от 1 до 3 центнеров. 7 августа 1932-го был издан “закон о 5 колосках” – за любую кражу госсобственности – расстрел или 10 лет с конфискацией имущества (за несколько колосков, сорванных, чтобы накормить пухнущих от голода детей, отправляли в тюрьмы их матерей)… Направляемые в станицы уполномоченные, не имевшие представления о сельском хозяйстве, лишь усугубляли положение – в каждом казаке им виделся “контрреволюционный элемент”. Осенью 1932-го на Кубань прибыл “испытанный боец в борьбе за хлеб на Юге России”, корреспондент “Правды” Ставский, сразу определивший настроение казаков, как явно “контрреволюционное” и писавший: “Белогвардейская Вандея ответила на создание колхозов новыми методами контрреволюционной деятельности – террором. В сотне Кубанских станиц были факты избиения и убийств наших беспартийных активистов. Наступил новый этап тактики врага – борьба против колхозов не только извне, как это было раньше, но и борьба изнутри”. В станице Новотитаровской Ставский обнаружил 80 казаков, вернувшихся из ссылки, и тут же донёс: “Местные власти не принимают никаких мер против этих белогвардейцев! Саботаж, организованный кулацкими элементами Кубани! Классовый враг действует решительно и порой не без успеха. Стрелять надо контрреволюционеров – вредителей!”… Волна расказачивания начала 1930-х прокатилась не только по казачьим землям – затронула напрямую она и тех казаков, которые вынужденно покинули свои станицы, спасаясь от репрессий. Осенью 1930-го в Москве прошли массовые аресты казаков, проходивших по сфабрикованному органами ГПУ делу о “Казачьем блоке”: было осуждено 79 человек и как гласило обвинительное заключение: “в августе – ноябре 1930 Особым Отделом ОГПУ была раскрыта и ликвидирована существовавшая в Москве казачья контрреволюционная группировка, состоявшая в большинстве своём из видных казачьих контрреволюционных деятелей и белых офицеров, бежавших в своё время за границу и возвратившихся в СССР” (по делу были расстреляны 8 апреля 1931-го 31 человек – в том числе бывший Оренбургский Атаман генерал – майор Н.С. Анисимов, член Кубанской Рады П.М. Каплин, генералы А.С. Секретёв, Ю.К. Гравицкий, И.А. Николаев, Е.И. Зеленин, члены Донского Войскового Круга Мамонов, Чипликов, Медведев, Давыдов). Осенью 1932 – весной 1933-го невиданный голод охватил Украину, Северный Кавказ, Поволжье, Казахстан, Западную Сибирь, юг Центрально – Черноземной области и Урала (территория с населением в 50 миллионов человек). Массовая гибель людей была искусственно организована коммунистическим режимом для подавления сопротивления коллективизации с помощью безжалостных и непомерных хлебозаготовок осени – зимы 1932-го, поддержанных повсеместным и активным применением методов террора и запугивания. Систему “чёрных досок” (названных так по советской традиции – в отличие от “красных досок почёта”) ввёл член ЦК ВКП(б), секретарь Северо – Кавказского Крайкома ВКП(б) Б.П. Шеболдаев (на “доску позора” заносились станицы, по мнению партии, не справившиеся с планом хлебосдачи). 3 ноября 1932-го было издано Постановление, обязывавшее единоличные хозяйства под страхом немедленной смертной казни (статья 61 УК) работать со своим инвентарём и лошадьми на уборке колхозных полей, а “в случае саботажа скот и перевозочные средства единоличников отбираются колхозами, а сами они привлекаются к ответственности в судебном и административном порядке”. Крайком партии совместно с представителями ЦК (Комиссия во главе с Л.М. Кагановичем в составе: А.И. Микоян, М.Ф. Шкирятов, Г.Г. Ягода) постановил: “За полный срыв планов по севу и хлебозаготовкам занести на чёрную доску станицы Ново – Рождественскую, Медвёдовскую и Темиргоевскую. Немедленно прекратить в них подвоз товаров, прекратить всякую торговлю, прекратить все ассигнования и взыскать досрочно все долги. Кроме того, предупредить жителей станиц, что они будут, в случае продолжения саботажа, выселены из пределов края и на их место будут присланы жители других краёв” (в “позорно проваливших хлебозаготовки” районах Невинномысском, Славянском, Усть – Лабинском, Брюховецком, Кущёвском, Павловском была прекращена всякая торговля, из Ейского, Краснодарского, Курганинского, Кореновского, Отрадненского, Каневского, Тихорецкого, Армавирского, Тимашевского, Новопокровского районов приказано было вывезти все товары, закрыв лавки). На совещании партактива края Комиссия ЦК потребовала любой ценой завершить хлебозаготовки к декабрю, начались повальные обыски для “отобрания запасов хлеба у населения”, были созданы “комсоды” (комитеты содействия из активистов). Газета “Молот” сообщала: “Ежедневно активы коммунистов открывают во дворах спрятанный хлеб. Хлеб прячут в ямы, стены, печи, гробы на кладбищах, в самовары. Эх, тряхнуть бы станицу! Целые кварталы, целые улицы тряхнуть бы так, чтобы не приходили по ночам бежавшие из ссылки враги!”… Из воспоминаний И.Д. Вариводы, в то время секретаря комсомольской организации станицы Новодеревянковской: “Созвали комсомольцев и пошли искать по дворам хлеб. А какой саботаж? План хлебозаготовок был выполнен, всё сдали! За день нашли в скирде 1 мешок пшеницы. Нашли! Вот это и было надо. С этого и началось. Станица была объявлена вне закона, сельсовет распущен, всем руководил комендант. Окружили кавалерией – ни зайти, ни выйти, а в самой станице на углах пехотинцы: кто выходил после 9 часов вечера – тех стреляли без разговору. Закрыли все магазины, из них всё вывезли, до последнего гвоздя. Для Политотдела был особый магазин, там они получали сахар, вино, крупы, колбасу, 3 раза на день их кормили в столовой с белым хлебом. А таких, как я, активистов, тоже 3 раза на день кормили, хлеб давали, 500 граммов – не белый, а пополам с макухой. А люди приходили к столовой, тут же падали, умирали…”. Казак В.Ф. Задорожный из станицы Незамаевской рассказал: “В конце 32-го в станицу вошло латышское военное подразделение и отряды местных активистов. Станицу оцепили, никого не впускали и не выпускали. Особенно старались местные комсоды, среди которых выделялся Степан Бутник – он, обходя подворья, забирал не только съестное, но и всё имущество. У Задорожных ему приглянулась усадьба со всем хозяйством – он выгнал хозяев и поселился там сам!” О свирепости комсодовцев рассказала казачка Т.И. Клименко: “Под благовидным предлогом они сначала сами советовали укрывать зерно, затем, выследив, заявляли и указывали, где что припрятано. Прямо на подводах развязывали узлы с барахлом и делили награбленное между собой. У кого сохранились коровы, всех заставляли вывозить покойников в 12 траншей, что вырыли на окраине станицы. В ямы сбрасывали и ещё живых, поэтому там слышался постоянный стон, и наполненные ямы как бы пошевеливались от потуг пробующих выбраться. Были и случаи людоедства. У моей напарницы по бригаде Василисы Бирюк девчата Мирошника поймали младшего братишку, убили и в горшках засолили мелкими кусочками. Станичники старались не выпускать детвору за ограды дворов. Убийц – людоедов называли “резунами”. Сотни семей были отправлены в Сибирь и на Урал, станица буквально опустела – из 16 000 прежнего населения осталось около 3 500. И сейчас в Незамаевской живёт всего 3 266 человек.” Писатель В. Левченко привёл фрагменты переписки Кубанцев с родственниками в эмиграции – пишет в Югославию мать казака: “На самый Новый год пришли к нам активы и взяли последние 3 пуда кукурузы. А потом позвали меня в квартал и говорят: “Не хватает 4 килограмма, пополни сейчас же!” И я отдала им последнюю фасоль, но этим не закончилось. Они наложили на меня еще 20 рублей штрафу и суют мне облигации, которых я уже имею и так на 80 рублей. На моё заявление, что мне не на что их взять, мне грубо ответили: “Не разговаривай, бабка! Ты должна всё платить, так как у тебя сын за границей”. Так что, милый сынок, придётся умереть голодной смертью, так как уже много таких случаев. Харчи наши последние – одна кислая капуста, да и той уже нет. А о хлебе уже давно забыли, его едят только те, кто близок Советской власти, а нас каждого дня идут и грабят. В станице у нас нет мужчин, как старых, так и молодых – часть отправлена на Север, часть побили, а часть бежала кто куда…” (далее приписка от дочери: “Дорогой папа! Я хожу в школу – семилетку, в 5 класс. Была бы уже в 6-м, но меня оставили за то, что я не хожу в школу по праздникам. Но я за этим не беспокоюсь, так как школы хорошего ничего не дают, только агитация и богохульство. Всем ученикам выдали ботинки, а мне ничего не дали и говорят: “Ты не достойна советского дара, у тебя отец за границей”. Но я тебя по – прежнему люблю и целую крепко. Твоя дочь Маша”). В статье “Сталинский голодомор” К.М. Александров упомянул о похожих событиях на Дону: “В Вёшенском районе уполномоченные Крайкома и Райкома партии Г.Ф. Овчинников, В.И. Шарапов, Белов, А.А. Плоткин добиваясь хлебосдачи, практиковали средневековые пытки. Казакам ломали пальцы карандашами, окунали в прорубь с петлёй на шее, держали с годовалыми детьми на 20-градусном морозе, обливали одежду керосином, затем поджигали и тут же тушили, сажали на раскалённую плиту, заставляли бегать по снегу голыми, в огромных количествах принуждали пить воду, в которую предварительно добавляли сало, пшеницу и керосин.” П.П. Литовка, казак станицы Новодеревянковской, свидетельствует: “Весной 1933-го одни подростки в поле трудились от зари до зари, под неусыпным глазом бригадира. От голода и непосильного труда мы падали и умирали на работе, возле дома, всё меньше оставалось нас. У многих и родных уже нет в живых…” А в то самое время, когда Кубань буквально вымирала, когда, как писал советский историк Н.Я. Эйдельман, “по всей Кубани опухших от голода людей сгоняли в многотысячные эшелоны для отправки в Северные лагеря, во многих пунктах той же Кубани на государственных элеваторах в буквальном смысле слова гнили сотни тысяч пудов хлеба…”, а газета “Молот” писала: “Мы очищаем Кубань от остатков кулачества, саботажников и тунеядцев. Остатки гибнущего класса озверело сопротивляются. Нам на Северном Кавказе приходится считаться с тем фактом, что недостаточна классовая бдительность, что предательство и измена в части сельских коммунистов позволили остаткам казачества, контрреволюционной атаманщине и белогвардейщине нанести заметный удар по организации труда, по производительности в колхозах. Мы ведём на Кубани борьбу, очищая её от паразитов”. Из письма брата брату: “Смертность такая, что хоронят не только без гробов, ибо досок нет, а просто вырыта огромная яма, куда свозят опухших от голодной смерти и зарывают. В станицах трупы лежат в хатах, пока смердящий воздух не привлечёт чьего – либо внимания. Хлеба нет, в тех станицах, в которых есть рыба, люди сушат рыбные кости, мелют их, потом соединяют с водой, делают лепёшки и это заменяет “как бы хлеб”. Ни кошек, ни собак давно нет – всё съедено. Стали пропадать дети, их заманивают под тем или иным предлогом, режут, делают из них холодные котлеты и продают, а топлёный жир с них голодные покупают. В колодце нашли кости с человеческими пальцами, в склепах найдено засоленное человеческое мясо, на окраине нашли более 200 человеческих голов с золотыми зубами, где снимали с них коронки для Торгсина. В школе детям объявили, чтобы сами не ходили, а в сопровождении родителей. Исчезают взрослые, более или менее полные люди. В колхозах никто не хочет работать, все разбегаются, вот второй уже год поля остались неубранными, масса мышей и крыс, появилась чума. У нас тиф сыпной, живём без всяких лекарств…” Случай из адвокатской практики 1933 года: “Во время изъятия хлеба 2 активиста забрали в семье середняка всё зерно. В результате отец семейства умер, оставшиеся в живых жена и дочь умершего срезали с покойника мясо, посолили его в бочонке и питались этим. Затем умерла от голода и мать, тогда 12-летняя девочка срезала с матери мясо…”. Другой судебный случай – “мучимая голодом мать зарезала свою 8-летнюю дочь, разделала её и стала жарить”…
(По материалу Г. Кокунько, сборник Научной Конференции издательства “Белая Гвардия”).

Чтобы помнили… В январе 1930-го вышло Постановление “О ликвидации…